Он сидел, прислонившись к стене, закрыв глаза, и самозабвенно пел. Собранные на макушке волосы делали его моложе, а лицо ещё прекраснее. Хотелось нарисовать его. Жаль, что я ни рисую. Жаль, что он женат. Жаль, что во мне нет больше любви. Я пуста и чис а. В этот момент он был прекраснее любого смертного, он был похож на Шшиву. В дверь постучали, испортив момент. Хотелось сказать, чтобы всегда носил волосы так, он совршнен с такой причёской. Но я никода не дам ему даже полунамека на что-то. Он сказал, пой теперь как брахмари пранаяма. И я зажжужала брахмари. Смотрю ему в пальцы, в рот, в белоснежные идеалные зубы, в межбровье, но никогда в глаза. Мы чувствуем друг друга как фигуристы в парном катании, как футболисты на поле. Вне пения он мне не интерсен. Но сидя, прислонившись спиной к стене, закрыв глаза, он был самым красивым человеком во вселенной. С годами мне стал похуй внутренний мир. Стала важна красота. Точнее я вижу одухотвореность и пронзительную божественность там, где ее нет. Люди этой страны загадочны, но слишком прдсказуемы. Да, Виджэй-джи?))