ничто не случайно
читать дальше
дочитала вчера, т.е. уже сегодня под утро зелёный шатёр. поняла, почему в европейском издании называется "имаго". издатели мудаки, они что думают, русские читатели вообще тёмное быдло из лесу вышедшее, не поймёт? зелёный шатёр вообще смысла не отражает, только один из мотивов, и то - второстепенный. полкнижки как-то скучно, с периодически появляющейся мыслью: "улицкая в своём репертуаре и именно то тут прёт, что так мне в её книгах не нравится, бредятинко", но с половины второй остановиться просто невозможно. я думала, что из троих друзей, Саня закончит жизнь самоубийством, а когда Миха чётко холодно и осознанно шагнул из окна...он мне больше всех был симпатичен. Просто пронзило. Почему не поехал в Израиль? Не мог бороться. Раздавили. Проклятая, проклятая страна...на последних страницах умирает Бродский (хотя в тексте везде скромно значится "поэт". козе понятно, что за поэт) , Саня (имхо) болен спидом. Мрачно. Исхода нет. Самая мясорубистая книга Улицкой. Ляп, правда, про Тулу убил напрочь. Позорище.
дочитала вчера, т.е. уже сегодня под утро зелёный шатёр. поняла, почему в европейском издании называется "имаго". издатели мудаки, они что думают, русские читатели вообще тёмное быдло из лесу вышедшее, не поймёт? зелёный шатёр вообще смысла не отражает, только один из мотивов, и то - второстепенный. полкнижки как-то скучно, с периодически появляющейся мыслью: "улицкая в своём репертуаре и именно то тут прёт, что так мне в её книгах не нравится, бредятинко", но с половины второй остановиться просто невозможно. я думала, что из троих друзей, Саня закончит жизнь самоубийством, а когда Миха чётко холодно и осознанно шагнул из окна...он мне больше всех был симпатичен. Просто пронзило. Почему не поехал в Израиль? Не мог бороться. Раздавили. Проклятая, проклятая страна...на последних страницах умирает Бродский (хотя в тексте везде скромно значится "поэт". козе понятно, что за поэт) , Саня (имхо) болен спидом. Мрачно. Исхода нет. Самая мясорубистая книга Улицкой. Ляп, правда, про Тулу убил напрочь. Позорище.
Маленькие города, где вам не скажут правду.
Да и зачем вам она, ведь всё равно -- вчера.
Вязы шуршат за окном, поддакивая ландшафту,
известному только поезду. Где-то гудит пчела.
Сделав себе карьеру из перепутья, витязь
сам теперь светофор; плюс, впереди -- река,
и разница между зеркалом, в которое вы глядитесь,
и теми, кто вас не помнит, тоже невелика.
Запертые в жару, ставни увиты сплетнею
или просто плющом, чтоб не попасть впросак.
Загорелый подросток, выбежавший в переднюю,
у вас отбирает будущее, стоя в одних трусах.
Поэтому долго смеркается. Вечер обычно отлит
в форму вокзальной площади, со статуей и т. п.,
где взгляд, в котором читается "Будь ты проклят",
прямо пропорционален отсутствующей толпе.
(Иосиф Бродский, август 1996)