ничто не случайно
Гокул.

В один из дней я намекнула Аше, что хотелось бы знать продолжение её истории с Гокулом. Чем всё кончилось. На что Аша пожала плечами - что ж, пожалуйста, это уже в прошлом. Надо же чем-то себя занимать, чтобы не помереть от скуки в этом жарком аду.

И Аша стала рассказывать. Что-то, а травить байки о своих похождениях она обожала. И она начала рассказывать снова.

«В общем, я перешла на его сторону базара. Мы впились друг в друга глазами, и, казалось, стояли так целую вечность. Потом я будто вижу себя со стороны: моя рука задирает рукав его рубашки, проводит по татуировке, а мой язык молотит чушь: «Я видела твою татуировку, что она означает?» Это в Индии. Женщина прикасается к мужчине на глазах у изумлённой публики. Смачный плевок в лицо общественной морали. «Аша – ты конченая идиотка» - сказала я себе. И тут же потеряла эту единственную трезвую мысль.

Гокул рассказывает о своих татуировках, я трогаю их все, меня будто током бьёт, у него по рукам бегут мурашки. «Пошли!», - говорит он. А я не спрашиваю, куда и зачем. Какая разница. Главное с ним. А ещё мысли путаются: «Очередь к тебе, говорят, из девушек, а где очередь занять? Кто крайний, я ведь постою. А для иностранок отдельная очередь? Кто крайний. А можно без очереди, смотри, я какая классная…» и что-то в том же духе, и новая мысль затмевает предыдущую: «Аша, ты совсем сбрендила, к молокососу в очередь, к самым классным мужикам никогда не стояла и не делила ни с кем, и вообще гордая птица, а тут – ну-ка соберись, тряпка, и беги. Беги, Аша, беги!» Но бежать я не могла… и не хотела. Хотела в омут с головой. Через минуту после знакомства, до знакомства, с первого взгляда. В любую очередь. Что угодно…

Через три шага мы пришли в замаскированную картонными коробками чайную, а там сидят все его дружки – пуджари, пьют чай, курят и делают удивлённые лица, увидев меня. Он знакомит меня со всеми. Я не запоминаю имён. Немного в шоке. Волшебные эльфы в «штатском» выглядят по-разному, кого-то красит золотисто-розовый аартовский наряд, кому-то больше к лицу повседневная одежда. Пропахшие специями и благовониями. Болтаем с Гокулом о том о сём. Он студент санскритского университета, изучает санскрит, другие парни изучают кто веды, кто искусство. Я неуверенно произношу пару санскритских слов, вызывая всеобщий восторг. Гокул смотрит на меня, не отрываясь, и блики тусклой лампочки чайной бесенятами скачут в его зрачках. Мне хочется прирасти к этой чайной и остаться тут навечно. Но всему прекрасному всегда приходит конец, впрочем, непрекрасному тоже. Гокул спрашивает, куда я хочу пойти. Я, как школьница, влюбившаяся в учителя, мямлю что-то, что мне всё равно куда, лишь бы с тобой. И мы идём по пустеющим гатам, смотрим, как полная луна отражается в Ганге, медленно текут тяжёлые воды. Гокул берёт меня за руку, но каждый раз, при виде людей, отпускает. Я понимаю. Иностранка, идущая в компании индуса, это красная тряпка для быка. Значит ей всё равно, с каким индусом быть (странная логика), могут побить его, а меня утащить куда-нибудь и сделать со мной что попало. Но мне не страшно. Главное, идти рядом и нести всякий вздор. Тут я вспоминаю слова Баблу, что это самый плохой парень из всех, что он плейбой с табуном девушек и кучей разбитых сердец. Я всего лишь одна из сотен или тысяч. Но мысль сама собой куда-то прячется, не успев додуматься до конца.

Гокул спрашивает, где я живу. Я тогда жила на Маникарнике. Странный выбор. Мне хотелось всё время видеть погребальные костры и чувствовать запах смерти в свежевыстиранном белье, полотенцах, в простынях. Я тогда боялась смерти. Мне нужно было всегда её присутствие рядом. Только так я могла перестать бояться. Я успокаивалась, глядя всё время на костры – ничего страшно нет, наоборот, кремация успокаивает. Рам нам сатн хэ - в словах Рамы истина.(эту мантру повторяют, когда несут тело к реке на кремацию).

Гокул немного удивился, что я живу на крематории, но пошёл меня провожать. Было уже поздно. Дойдя до отеля, он вдруг предложил пойти в кафе на крыше неподалёку. Сказал, что на него будут все пялиться, но чтобы я не обращала внимания. Так как только в туристическом месте мы можем открыто сидеть вместе, пить чай-кофе и разговаривать».

- Кстати, отгадаешь, где это кафе, с меня капучино? Самое распиаренное место Лонли плэнет. Не суть.

Аша обрывает сама себя, видимо уходя в воспоминания. Мне лень думать, где это место. Вяло предполагаю: «Шанти гестхаус?» Аша говорит, что я угадала. Кричит Нанди: «Нанди бхай, эк капучино банайе!» (сделайте один капучино). Повисает пауза, потом она продолжает рассказ.

Заходим мы в этот ресторан. Персонал его знает. «Ага, думаю про себя, всех девок сюда водишь. Ну что ж…пусть так». Заказываю чай, студент как-никак, наверняка нищеброд. Посетители – сплошь иностранцы. Многие смотрят на Гокула. Узнали. Потому что все туристы ходят на аарти – бесплатное шоу. Девчонки глазеют на него открыто, я чувствую себя королевой, я вижу, что они бы непрочь и сами на моём месте оказаться. Я с самым красивым парнем Варанаси. Повезло же.

Я не помню, о чём мы разговаривали. И разговаривали ли вообще. Закончив пить чай, Гокул снова пошёл меня провожать. Потом сказал, что не хочет меня отпускать, от чего ноги у меня подкосились. И посмотрел своими глазами так, что я бы на коленях поползла. В общем, в отель – нельзя, к нему – нельзя. Куда? Гулять с иностранкой ночью небезопасно. Он звонит другу, прибегает друг-пуджарик, готовый отдать нам свою комнату и гулять всю ночь до утра. Последняя мысль, которую я помню – что я делаю, я ухожу в ночи в трущобы Варанаси с двумя совершенно незнакомыми парнями, но мысль утекает. Только бьющее током тепло руки Гокула, ощущение полёта и сердце, бьющееся в висках.

@темы: в постели с пуджари