ничто не случайно
Солтрим.
Солтрим по-тибетски значит дисциплина. Солтрим - моя соседка по домику в буддистском монастыре. Она родилась в Италии, жила в Германии, США, Канаде, была американским солдатом. Воевала в Пакистане, Афганистане и что-то околовоенное делала в Германии, жила на Аляске. Стальная леди, прямо скажу, с премерзким характером. У Солтрим четыре сына, один в Канаде, другой в Америке, двое других я так и не поняла где, Солтрим болтает без умолку и скороговоркой. Двенадцать лет назад Солтрим стала монахиней и живёт теперь в Индии. В ней горячая итальянская кровь бурлит, несмотря на то, что ей 65, её жизненной силе и энергии можно только позавидовать. Хотя она склочная малоприятная бабуля и дисциплины в ней, а точнее, самодисциплины, нет. Её учитель, видимо, был с хорошим чувством юмора, раз дал ей такое имя.
Солтрим ругается со всеми. И даже пытается со мной, но у неё не выходит, потому что я убеждена, эта монахиня послана мне для прокачивания терпения и смирения. Мне везёт на чокнутых бабуль. Карма.
Однажды была свидетелем диалога Солтрим с одним из постояльцев:
- Что ты сегодня делал? – Спрашивает монахиня.
- Был на пудже...
- Что за пуджа?
- Я не знаю.
- Наверное это какая-то тупая пуджа, молодой человек, раз ты не знаешь, о чём она.
- Закрой свой рот.
- Иначе что? Ты убьешь меня?
И она хлопает дверью так, что у меня сотрясаются стены.
Солтрим, как и все пожилые люди, очень много разговаривает. От одиночества. Иногда я не понимаю, когда она говорит со мной, а когда с собой.
- Послушай, девочка, ты что хинду?
- Да.
- Я видела тебя в храме Шивы.
- Я хожу туда каждое утро.
- Что ты делаешь в буддистском монастыре, деточка?
- Живу. А вы?
- Я монахиня. Буддистская монахиня. – Она начинает беситься.
- Я вижу, Солтрим!
- Ты глухая?
- Что?
- Я же говорю, глухая. Сходи к врачу. Я окликнула тебя утром, а ты не обернулась. Может, ты солгала своё имя? Русские всегда лгут.
- Всё может быть, Солтрим, всё лишь колесо сансары.
- Вы, русские, все психи. И сходи к врачу. Проверь слух. И лёгкие заодно, мне не нравится твой кашель. Мужа нет, бойфренда нет, никого нет, почему никто о тебе не заботится?
- Я люблю быть одна.
- Странная, ты очень странная.
Я убеждена, что Солтрим добрая в душе, просто у неё была нелёгкая жизнь, она пытается быть монахиней, но с таким бешеным темпераментом ей никак не успокоить свой ум. Она днями напролёт медитирует. А толку?
Она помогает мне стирать. Я не могу с этой заумной японской стиральной машиной совладать. Там надо миллион манипуляций совершить, чтобы получить результат. Я не могу запомнить. Солтрим выгоняет меня из прачечной, говоря, что русским не дано понять, особенно глухим, и только обделённые мозгом люди насыпают столько порошка. Выгоняет на рынок за продуктами ей, у неё проблемы с бедром, ей тяжело ходить, а наш монастырь на вершины горы, рынок внизу. Покорно плетусь на рынок. И если она придерётся к тому, что я купила, заберу всё себе, даже не буду думать об этой склочной бабке. Да, пару раз я назвала её про себя старой сукой, а может, и не пару. Каюсь.
По возвращении с базара я вижу своё бельё аккуратно развешенным на нашем балконе, а Солтрим, сидящую в кресле с палкой, сторожащую мою одежду от обезьян. Я верю в то, что она хорошая и заботится обо мне, а не потому что боится, что я не пойду для неё на базар больше, если она не будет мне помогать.
Так проходят две недели. Солтрим ругается со всеми, кроме меня. Со мной попросту невозможно поругаться. Она потеряла надежду на это, говорит, что я спокойная. Я отвечаю, что внешне спокойная, бешеная внутри. Она говорит это хорошо. Почему? Не отвечает. Говорит, что я очень милая и у неё четыре сына и все с дурацкими женами или тупыми герлфренд. Я бы подошла её младшему сыну. Смеюсь. Говорит, навыбирали уродин. Смеемся. Я же странная, тупая, глухая и русская, как я могу подойти её чудному сыну. «Ты мне нравишься», - отвечает она. Неоспоримый аргумент для её сына, ещё бы.
- Вообще-то я избавляюсь от соседей за пару дней, ты побила все рекорды, странная русская.
- Даже не мечтайте избавиться от меня, Солтрим, - отвечаю я.
Каждое утро ровно в восемь Солтрим стучит в мою дверь костылём. Игнорировать бесполезно. Она будет стучать до тех пор, пока я не открою. Два часа тарабанить оглушительно – без проблем, и орать громко тоже. Проще открыть – так можно быстро и безболезненно от неё отделаться. На мои просьбы не будить меня в такую рань, отвечает: «Юная леди, я не спрашиваю разрешения, будить тебя или нет. Я решила, что ты просыпаешься в восемь. Это не обсуждается!»
- Солтрим, тут не армия.
- Тут монастырь, а не лагерь для трудных подростков. Ты какой кофе любишь: с сахаром, молоком или, может быть, с мёдом?
- С сахаром и молоком.
- У меня есть кофе машина, но я ненавижу молоко, сахар и мёд. Я пью эспрессо. Машина только большую чашку может сварить, мне это много, я буду отдавать тебе половину, мне жалко выливать. А сахар и молоко ты купи.
- Спасибо, но…
- Никаких но.
Каждое утро в 8 утра стук в дверь костылём:
- Просыпайся, странная русская! Держи свой кофе. – Протягивает мне горячую чашку. – Милая пижама. Хватит спать, никто не спит.
Я беру чашку, закрываю дверь и снова ложусь спать, потому что наступает долгожданная тишина: Солтрим уходит до вечера медитировать в пещеру. А с 4-х утра она начинает гундеть свои мантры и колотить в бубен. И так два часа. Потом, видимо, она готовит завтрак, потом варит кофе, в это время громко разговаривая сама с собой. А потом она будит меня и уходит по своим монашьим делам. Выспавшись, я выливаю кофе, мою чашку и вечером возвращаю Солтрим. Утром всё повторяется сначала.
Так прошёл месяц. Потом Солтрим уехала, обняв меня на прощание и сказав, что страннее меня она не встречала. И что будет молиться за меня.
Солтрим по-тибетски значит дисциплина. Солтрим - моя соседка по домику в буддистском монастыре. Она родилась в Италии, жила в Германии, США, Канаде, была американским солдатом. Воевала в Пакистане, Афганистане и что-то околовоенное делала в Германии, жила на Аляске. Стальная леди, прямо скажу, с премерзким характером. У Солтрим четыре сына, один в Канаде, другой в Америке, двое других я так и не поняла где, Солтрим болтает без умолку и скороговоркой. Двенадцать лет назад Солтрим стала монахиней и живёт теперь в Индии. В ней горячая итальянская кровь бурлит, несмотря на то, что ей 65, её жизненной силе и энергии можно только позавидовать. Хотя она склочная малоприятная бабуля и дисциплины в ней, а точнее, самодисциплины, нет. Её учитель, видимо, был с хорошим чувством юмора, раз дал ей такое имя.
Солтрим ругается со всеми. И даже пытается со мной, но у неё не выходит, потому что я убеждена, эта монахиня послана мне для прокачивания терпения и смирения. Мне везёт на чокнутых бабуль. Карма.
Однажды была свидетелем диалога Солтрим с одним из постояльцев:
- Что ты сегодня делал? – Спрашивает монахиня.
- Был на пудже...
- Что за пуджа?
- Я не знаю.
- Наверное это какая-то тупая пуджа, молодой человек, раз ты не знаешь, о чём она.
- Закрой свой рот.
- Иначе что? Ты убьешь меня?
И она хлопает дверью так, что у меня сотрясаются стены.
Солтрим, как и все пожилые люди, очень много разговаривает. От одиночества. Иногда я не понимаю, когда она говорит со мной, а когда с собой.
- Послушай, девочка, ты что хинду?
- Да.
- Я видела тебя в храме Шивы.
- Я хожу туда каждое утро.
- Что ты делаешь в буддистском монастыре, деточка?
- Живу. А вы?
- Я монахиня. Буддистская монахиня. – Она начинает беситься.
- Я вижу, Солтрим!
- Ты глухая?
- Что?
- Я же говорю, глухая. Сходи к врачу. Я окликнула тебя утром, а ты не обернулась. Может, ты солгала своё имя? Русские всегда лгут.
- Всё может быть, Солтрим, всё лишь колесо сансары.
- Вы, русские, все психи. И сходи к врачу. Проверь слух. И лёгкие заодно, мне не нравится твой кашель. Мужа нет, бойфренда нет, никого нет, почему никто о тебе не заботится?
- Я люблю быть одна.
- Странная, ты очень странная.
Я убеждена, что Солтрим добрая в душе, просто у неё была нелёгкая жизнь, она пытается быть монахиней, но с таким бешеным темпераментом ей никак не успокоить свой ум. Она днями напролёт медитирует. А толку?
Она помогает мне стирать. Я не могу с этой заумной японской стиральной машиной совладать. Там надо миллион манипуляций совершить, чтобы получить результат. Я не могу запомнить. Солтрим выгоняет меня из прачечной, говоря, что русским не дано понять, особенно глухим, и только обделённые мозгом люди насыпают столько порошка. Выгоняет на рынок за продуктами ей, у неё проблемы с бедром, ей тяжело ходить, а наш монастырь на вершины горы, рынок внизу. Покорно плетусь на рынок. И если она придерётся к тому, что я купила, заберу всё себе, даже не буду думать об этой склочной бабке. Да, пару раз я назвала её про себя старой сукой, а может, и не пару. Каюсь.
По возвращении с базара я вижу своё бельё аккуратно развешенным на нашем балконе, а Солтрим, сидящую в кресле с палкой, сторожащую мою одежду от обезьян. Я верю в то, что она хорошая и заботится обо мне, а не потому что боится, что я не пойду для неё на базар больше, если она не будет мне помогать.
Так проходят две недели. Солтрим ругается со всеми, кроме меня. Со мной попросту невозможно поругаться. Она потеряла надежду на это, говорит, что я спокойная. Я отвечаю, что внешне спокойная, бешеная внутри. Она говорит это хорошо. Почему? Не отвечает. Говорит, что я очень милая и у неё четыре сына и все с дурацкими женами или тупыми герлфренд. Я бы подошла её младшему сыну. Смеюсь. Говорит, навыбирали уродин. Смеемся. Я же странная, тупая, глухая и русская, как я могу подойти её чудному сыну. «Ты мне нравишься», - отвечает она. Неоспоримый аргумент для её сына, ещё бы.
- Вообще-то я избавляюсь от соседей за пару дней, ты побила все рекорды, странная русская.
- Даже не мечтайте избавиться от меня, Солтрим, - отвечаю я.
Каждое утро ровно в восемь Солтрим стучит в мою дверь костылём. Игнорировать бесполезно. Она будет стучать до тех пор, пока я не открою. Два часа тарабанить оглушительно – без проблем, и орать громко тоже. Проще открыть – так можно быстро и безболезненно от неё отделаться. На мои просьбы не будить меня в такую рань, отвечает: «Юная леди, я не спрашиваю разрешения, будить тебя или нет. Я решила, что ты просыпаешься в восемь. Это не обсуждается!»
- Солтрим, тут не армия.
- Тут монастырь, а не лагерь для трудных подростков. Ты какой кофе любишь: с сахаром, молоком или, может быть, с мёдом?
- С сахаром и молоком.
- У меня есть кофе машина, но я ненавижу молоко, сахар и мёд. Я пью эспрессо. Машина только большую чашку может сварить, мне это много, я буду отдавать тебе половину, мне жалко выливать. А сахар и молоко ты купи.
- Спасибо, но…
- Никаких но.
Каждое утро в 8 утра стук в дверь костылём:
- Просыпайся, странная русская! Держи свой кофе. – Протягивает мне горячую чашку. – Милая пижама. Хватит спать, никто не спит.
Я беру чашку, закрываю дверь и снова ложусь спать, потому что наступает долгожданная тишина: Солтрим уходит до вечера медитировать в пещеру. А с 4-х утра она начинает гундеть свои мантры и колотить в бубен. И так два часа. Потом, видимо, она готовит завтрак, потом варит кофе, в это время громко разговаривая сама с собой. А потом она будит меня и уходит по своим монашьим делам. Выспавшись, я выливаю кофе, мою чашку и вечером возвращаю Солтрим. Утром всё повторяется сначала.
Так прошёл месяц. Потом Солтрим уехала, обняв меня на прощание и сказав, что страннее меня она не встречала. И что будет молиться за меня.